E deu-lhe cem rublos. Ana guardou o dinheiro, mas não recorreu ao conselho de ninguém. Apenas conversou com o pai, tentando imaginar de que maneira sua mãe, se fosse viva, iria vestida a este baile. Ela era uma senhora de bom gosto que andava sempre no rigor da moda. Ocupava-se sempre muito da filha, escolhendo para ela os modelos mais recentes e enfeitando-a como a uma boneca. Até lhe mandara ensinar francês, dançar com perfeição a mazurca (tinha sido, antes do casamento, durante cinco anos, dama de companhia). Hoje, Ana, tal como a mãe, sabia transformar um vestido velho num vestido novo, limpar as luvas com benzina, alugar jóias, e ainda, como ela também, semicerrar os olhos, ciciar as palavras, assumir atitudes bonitas, ficar, quando era preciso, excitada, ou então parecer triste e misteriosa. Do pai herdara as pupilas e os cabelos negros, o nervosismo e a distinção das maneiras.
И дал ей сто рублей. Она взяла; но, заказывая бальное платье, ни с кем не советовалась, а поговорила только с отцом и постаралась вообразить себе, как бы оделась на бал ее мать. Ее покойная мать сама одевалась всегда по последней моде и всегда возилась с Аней и одевала ее изящно, как куклу, и научила ее говорить по-французски и превосходно танцевать мазурку (до замужества она пять лет прослужила в гувернантках). Аня так же, как мать, могла из старого платья сделать новое, мыть в бензине перчатки, брать напрокат bijoux и так же, как мать, умела щурить глаза, картавить, принимать красивые позы, приходить, когда нужно, в восторг, глядеть печально и загадочно. А от отца она унаследовала темный цвет волос и глаз, нервность и эту манеру всегда прихорашиваться.